Роль колониализма в возбуждении расистского сепаратизма в исламском мире 2 ч.

بِسۡمِ ٱللَّهِ ٱلرَّحۡمَٰنِ ٱلرَّحِيمِ

Миф о берберском языке

Способствуя дальнейшему усилению берберского национализма и отделению берберов от всего арабского, колонизаторы решили приукрасить и оправдать этот процесс, найдя ему культурно-исторические корни.

Для этой цели они подняли из пыли берберский язык в качестве альтернативы арабскому, чтобы он стал отделять берберов от арабов, придавая первым исключительность, словно бы они — отдельное, самодостаточное во всём образование, отличающееся от арабов-мусульман, противоположные им, отдельные от них, ставшие жертвами арабизации, но решившие с ней покончить...

Мы не отрицаем существование берберского языка, но мы против воскрешения его остатков до уровня полноценного, государственного, самодостаточного инструмента, коим он не является, будучи почти лишённым грамматики и правил. Это примитивный, почти умерший диалект, который был уже одной ногой в могиле из-за своей ненадобности. Сам по себе диалект берберов не достаточен для того, чтобы охватить все аспекты современной жизни. Процент людей, активно применяющих его в своей жизни, почти нулевой. Им иногда пользуются в поселениях племенных районов, но даже там он не в состоянии существовать в отрыве от арабского языка, который вошёл внутрь этого диалекта настолько, что без него реальность многих значений диалект берберов не в состоянии выразить.

Этот диалект имеет крайне малую территорию охвата, которая может не выходить за рамки нескольких сёл. Он всегда считался диалектом второстепенного значения, уступая место арабскому языку. Никогда не было проблем из-за того, что кто-то говорил на этом диалекте, ибо всё равно на территории Магриба люди не могли общаться и вести свои дела без арабского языка как основного языка общения, признака идентичности и Ислама.

Французский колониализм был заинтересован в расколе мусульман, и для этого он использовал все доступные средства, в т.ч. раздул имидж берберского диалекта, тем самым совершив один из первых тактических шагов на пути к отделению всего арабского от мусульман Магриба, чтобы потом, после вытеснения арабского языка, можно было на его место установить французский язык, которому берберский диалект не станет ровней. Миф берберского диалекта состоит в том, что его пытаются позиционировать как единый язык для всех берберов, который выражает их идентичность, имея свою письменность и произношение. После того, как берберский диалект был введён в ранг живых языков, французская историческая школа попыталась подкрепить свои действия двумя гипотезами, ставшими порождением больной колонизаторской идеи.

Первая гипотеза заключалась в том, что берберский диалект является единым языком для всех берберов. Данная гипотеза лжива, потому что не отвечает реальности Северной Африки, которую ощущает всё местное население. Проживая тут, мы без всякого труда можем выделить три группы берберских диалектов по их лексике, произношению, указаниям и способам произношения:

1. Группа Зенатья (племена Зената, Лемптуна и Туарег в Сахаре).

2. Группа Санхаджа (племена Санхаджа, Завава и Шавия в Алжире).

3. Группа Масмуда (племена Масмуда, Гумара, Хаввара на окраинах Марокко).

Помимо существенных различий между этими главными группами, специалисты различают ещё и второстепенные подгруппы, на которые делятся эти главные. Историк Ронни Басси, один из самых известных представителей школы колонизаторов, сам разделил их на 1200 диалектов, о чём сказал в своей книге «Берберы», пояснив, что берберы разговаривают на разных диалектах, отличающихся от местности к местности до такой степени, что «не могут понять друг друга из-за огромных расхождений между диалектами». Так о каком едином берберском языке может идти речь, когда этот набор диалектов столь неоднороден? Только в дальнем Магрибе (т.е. в Марокко) существует три официальных диалекта, на которых транслируются новостные выпуски.

Также и в Ливии существует три различных диалекта (Нефуса, Тубу и Туарег). В Алжире вообще нет никакой связи между диалектами, утверждёнными на официальном уровне. Например, носители диалекта Шавия требуют радио- и телевещания на их диалекте. Одновременно с этим жители района Азавад на севере Мали разговаривают на совершенно ином диалекте, полностью отличающимся от всех вышеупомянутых диалектов. Факт, о котором я говорю, подтверждается тем, что все официально признанные диалекты связаны с этническими группами, которые их применяют, и каждая из этих групп отличается друг от друга.

Вторая гипотеза, согласно которой преувеличивается значимость «берберского языка», состоит в том, что эти диалекты признаются «основным и коренным языком региона с позиции самих же берберов». Но сама колониальная французская историческая школа в итоге была вынуждена признать, что данная гипотеза ошибочна. Как обычно, сначала эта школа не глядя привязала берберские диалекты к языкам индоевропейской группы, чтобы связать Магриб с Францией и тем самым узаконить французскую оккупацию как воссоединение родственных частей друг с другом. Однако после лингвистического сравнения берберских диалектов с европейскими языками было выявлено, что берберские диалекты довольно близки именно с семитскими языками.

Так знаток берберских языков немецкого происхождения Росли высказал уверенность в том, что «берберский диалект на самом деле семитского происхождения, отчего его просто невозможно и нельзя отделить от семитской группы». Его поддержал в этом и другой немецкий учёный Ганс Шатман, как и английский учёный Уильям Ньюман... Западные колонизаторы сами оказались не рады тем обескураживающим результатам, к которым пришли, ибо были вынуждены признать языковую связь берберов с арабами, а значит — и с мусульманским миром. Конечно же, не ради таких итогов они столько старались. Поэтому французская колониальная историческая школа разработала новую теорию независимого происхождения берберских диалектов, которую предложил учёный еврейского происхождения Марсель Коэн.

Цель теории — отделить берберские диалекты от семитских, а значит — и от арабов. Сворачивая шею всем научным фактам, он утверждал, что существует первый берберский язык, который произошёл из более древнего основного языка, и из этого основного языка произошли так же и семитские языки, а это оправдывает то, почему семитские языки схожи с берберским. Его гипотеза была взята с воздуха, ничем не подтверждена, не имеет даже внешних доказательств своей состоятельности. Он просто взял и сказал то, что было в интересах сепаратистских идей, которые Запад старается взрастить в Магрибе.

Сходство берберских диалектов с семьёй семитских языков, коих на самом деле очень много, говорит о том, что эти диалекты исходят из семитских языков и являются одними из их множества ответвлений. Правда заключается в том, что носители берберских диалектов время от времени покидали семитский ареал обитания и уходили на запад, двигаясь вдоль Северной Африки разными историческими маршрутами.

Миф о берберской письменности

Продолжая и дальше интерпретировать исторические факты как ей хочется, или вообще выдумывая то, чего нет, французская историческая колониальная школа стала утверждать о т.н. «берберской письменности», подняв её из могилы истории и вдохнув в неё жизнь, чтобы та стала второй составляющей «древности» берберского «языка». Возрождённая письменность должна была стать дополнительным символом идентичности амазигов и прочих берберов, отличающей их от всех остальных арабов и вообще исламского мира.

Вначале Франция хотела просто покончить с присутствием арабского языка в Магрибе, временно заменив его на берберский, пока колонизация региона не завершится. Поскольку берберские диалекты устные и не имеют письменности, то французы изначально внедрили для них латиницу, которая преподавалась официальным образом в «Берберской академии» в Париже с 1913 г. Позже из могилы были выкопаны исторические свидетельства и проведены попытки на их основании разработать берберский язык. По результатам проведённых исследований и раскопок было отмечено следующее:

1. То, что французская историческая колониальная школа восприняла за берберскую письменность, на самом деле является двумя видами письменности, отличающимися друг от друга, т.е. «Либавия» на севере и «Тифнак» у туарегов в Сахаре на юге. Французы смешали эти виды письменности, сформировали алфавит так, как посчитали нужным, и определили его как письменность всех берберов.

2. Алфавиты данных двух письменностей неполны. Например, алфавит «Тифнак» состоит из десяти с лишним букв, найденных в пещерах Тасили на юге Сахары в Алжире неким французским офицером. Остальные буквы остались неизвестными, что не позволяет писать на берберском диалекте и не даёт данной письменности статуса полноценного алфавита.

3. Обе письменности классифицируются в пределах археологических находок, которые вообще не связаны с современными берберами. От этих алфавитов отказались ещё со второго века нашей эры, ввиду чего современные берберы, включая их самых просвещённых представителей, не в состоянии понять эти буквы и расшифровать их значение.

4. Даже когда эта письменность применялась, то уже в то время она была весьма маргинальна и лишена тех факторов, которые помогают любой письменности стать инструментом, выражающим некую культуру. Мы видим явное нежелание древних берберов иметь дело с данными видами письменности ещё до Ислама до такой степени, что не можем найти никакого более-менее длинного текста на этих письменах, а находим, что их использование ограничивалось лишь святилищами и надгробиями.

В общем, нужно сказать, что берберские диалекты, которые сепаратистски настроенные люди хотят использовать в интересах Франции, являются всего лишь диалектами местных племён, которые французская колониальная историческая школа хочет сделать отдельным самодостаточным единым языком для всех берберов. Для этого французские историки использовали те слова диалектов «Тифнак», что нашли среди туарегов, а затем добавили к ним ещё группу букв, которые додумали сами (да, вот так просто), после чего берберский алфавит составил 26 букв. Алфавит был составлен в порядке, принятом во французском языке. Письмо была принято вести слева направо, как это принято в латинских языках.

Принятая письменность стала обязательной для всех берберских диалектов, несмотря на то, что основная их часть никогда не записывалась при помощи данных букв. Согласно традиции придавать научный вид своим измышлениям, французская колониальная историческая школа поспешила объявить этот алфавит берберской письменностью, будто бы схожей со старой европейской письменностью. Для этого французская школа провела сравнения письменности «Тифнак» с греческим, испанским, русским и этрусским письмом. Однако результаты не оправдали надежд колонизаторов и разошлись с их лживыми заявлениями, потому что не было найдено никакого сходства между указанными алфавитами и алфавитом «Тифнак».

На самом деле, даже само название «Тифнак» на берберском звучит как «Тифникий», т.е. «Финикий», потому что согласно обычаю этого диалекта, если встречается имя существительное женского рода, то к нему в начале добавляется буква «т». Если мы углубимся в общий характер восточных семитских языковых групп, в их особенности, направление букв, их геометрический вид, способ изображения, то мы с уверенностью можем сказать, что берберская письменность является примером ещё одного варианта семитского восточного письма, иные варианты которого прослеживаются в письменности финикийцев, арамеев, в иврите, в письменности самудян, сафва, египтян, ассирийцев, жителей Хиры, царства Куш, Набатеи, Халдеи, Лихьяна, Эфиопии.

Сходство между ними — явное, и оно говорит о глубине культурных и цивилизационных связей, которые их объединяют. Это, в свою очередь, указывает на то, что все они исходят из одного источника: семитского, восточного, арабского. Не на такой итог исследований рассчитывали колонизаторы.

Миф исторической борьбы

Третьим способом воспламенения берберского национализма после упомянутых двух стала пропаганда некоей исторической многовековой борьбы берберов против арабо-мусульманских захватчиков. Этот способ был выработан с целью обеспечить практическую, словно бы основанную в полевых изучениях достоверность такой истории берберов, которая бы удовлетворяла французскую колониальную историческую школу, строящую историю берберов на основании своих догадок. Без сомнения, отделение берберов на западе от арабов на востоке является попыткой разделить мусульман по географическому признаку. Т.е. Запад не удовлетворился лишь тем, что попытался внести раскол в языке, культуре и вере среди этих народов.

Однако вымыслы французских колонизаторов никогда не смогут достичь уровня фактов и исторической достоверности, пока не будет искажена сама история и пока не имевшие места события не станут пропагандироваться как истина, или, наоборот, пока имевшие место события не станут трактоваться иначе, нежели были на самом деле. Только тогда получится столкнуть берберов и арабов между собой, вызвать между ними кровавую вражду и отделить арабский Магриб от исламского востока, отдав первый на присоединение к Франции как её часть.

Однако исторические, археологические, антропологические и лингвистические исследования доказывают и не оставляют ни грамма сомнений, что берберы напрямую связаны с арабским востоком культурно и расово, будучи частью восточной семитской группы народов, о чём говорил один из теоретиков колониальной исторической школы Ронни Басси в книге «Берберы» на стр. 151: «Я не верю в возможность воскрешения берберской цивилизации, поскольку сами берберы в этом нисколько не заинтересованы. С XIX века было замечено пробуждение целого ряда народов, но никакого пробуждения среди берберов замечено не было, потому что они иногда даже стесняются своей принадлежности (к былой цивилизации)».

Унизительная пощёчина, которую получили сепаратистски настроенные берберы по поводу своей мечты, не пристыдила стоящих за ними колонизаторов, и последние продолжили в том же духе и далее игнорировать свидетельства истории, интерпретируя их так, как угодно их крестовой политике. На этом основании французская колониальная историческая школа, невзирая ни на какие факты, продолжила пропагандировать арабо-берберский конфликт, который сама же навязала, назвав его постоянным и древним, искажая все факты, которые тому противоречат.

Она раздула до неимоверности все события, которые с этим связаны, испытывая ту ненависть к мусульманам, которую обычно испытывают крестоносцы, заявив: «Кровавые революции и конфликты хорошо выражают природу арабо-берберского противостояния, сопротивление берберов и их нежелание исповедовать Ислам». Затем эта школа стала пропагандировать «Берберское сопротивление и берберские революции против арабско-исламской оккупации».

Но в итоге лозунги французов не возымели успеха, а наоборот, толкнули население Магриба на восстания, ввиду которых колонизаторы стали прощаться со своими мечтами — обмануть людей. Люди поднимались против колонизаторов только оттого, что колонизаторы стали поносить Укбу ибн Нафи, не говоря уже о том, что поднимались защищать свои жизни. Одним из самых важных прецедентов, совершённых колониальной исторической французской школой для утверждения её лозунгов, была европейская трактовка восстания хариджитов, произошедшего во времена правления в Магрибе династии Омейядов. Эти восстания французская школа назвала «революцией, воплотившей в себе национально-религиозную борьбу берберов и прочих народов за независимость и освобождение родины от арабо-мусульманского ига». На этом событии она основала проект религиозного, культурного и этнического отделения берберов Магриба от арабов.

Революция или восстание?

Французская колониальная историческая школа стала изучать факты истории Магриба для того, чтобы найти подтверждение своим заблуждениям, выставляя их в нужном для неё свете. Начала эта школа с освещения восстания хариджитов в Северной Африке в VIII веке н.э., выставив это восстание в искажённом виде, скрыв истину и выставив данное восстание в качестве революции против Ислама и арабов. Затем эта школа обобщила историю отношений берберов со всем централизованным Исламским Государством. Мы не отрицаем исторические факты, а наоборот, сами их утверждаем. В VIII веке берберы выступили против власти государства Омейядов — это правда.

Но мы не признаём то, в каком свете французская колониальная историческая школа выставляет это событие, описывая его как борьбу берберов против Ислама и арабов, словно бы оно произошло из-за желания берберов отделаться и от арабов, и от Ислама.

Но, изучая правильным образом эти факты без той изначальной предубеждённости, от которой страдает французская школа, мы приходим к выводу, что, выступив против Омейядов, берберы желали всего лишь избавиться от тирании губернаторов и местных эмиров, которых установили Омейяды в Магрибе. Изначально берберы не были настроены против Омейядов и не желали выходить из подчинения Дамаску. Они были согласны с правлением Омейядов, без проблем подчиняясь центру Халифата.

За это имам Табари в своей книге по истории описал их так: «Они по-прежнему являются одними из самых послушных и покорных жителей государства, как и являются одним из самых лучших исламских народов». Берберы были такими до тех пор, пока ими правили достойные и богобоязненные губернаторы, ведущие добрую и снисходительную политику в их отношении, принимая Ислам всё чаще и чаще. Такими губернаторами были Абу аль-Мухаджир Динар, Хассан ибн ан-Нуман, Исмаил ибн Убайдуллах.

Они продолжали быть покорными при праведном халифе Умаре ибн Абд аль-Азизе. Но потом Дамаск направил к ним таких губернаторов, от которых берберы видели только жестокость. Эти губернаторы стали унижать берберов как только могли. Берберы испытали от них все виды репрессий. Их имущество грабили и конфисковали, их обращали в рабство, их эксплуатировали всеми путями, к ним относились как к лёгкой добыче, их всегда ставили в авангард сражения как дешёвую силу, которую не жаль, и если армия побеждала, то берберы не получали для себя никаких трофеев.

Дошло до того, что губернаторы Омейядов окончательно обнаглели, наложили на них джизью и стали обращать их женщин в наложниц при том, что берберы были мусульманами! Несмотря на это, берберы проявили сдержанность и не примыкали к мятежникам, вместо чего направили посольскую делегацию в Дамаск, чтобы та встретилась с халифом и пожаловалась ему на своеволие губернаторов.

Но приход делегации был проигнорирован. Халиф не стал с ними встречаться. Тогда они поняли, что рыба сгнила с головы, и приняли решение выступить против несправедливости государства. Но даже когда они выступили против правления Дамаска, их восстание было строго ограниченным и имело узкие цели и временные рамки, закончившись сразу после того, как цель была выполнена и устранена причина волнений. Овладев г. Кайруан, они убили местного губернатора Омейядов, известного дикой несправедливостью. Затем они не стали объявлять об отделении и независимости от центральной власти, а установили прежнего губернатора, известного своим добрым отношением к населению.

Потом берберы отправили послание халифу Язиду ибн Абд аль-Малику, в котором оправдали свои действия несправедливостью прежнего губернатора и подтвердили свою верность и послушание центральной власти Халифата. Так что не было никакой революции за отделение от власти Дамаска, а было восстание против несправедливого губернатора, закончившееся с его смертью.

Миф о вероотступничестве и национализме берберов

Историческая колониальная французская школа не удовлетворилась преувеличением берберских восстаний и их возведением в степень основы отношений берберов с Исламским Государством. Она пошла дальше и описала их восстания как религиозные, назвав их «отказом берберов от Ислама». Но если вернуться к тем событиям, то мы увидим, что они вовсе не означали отказ берберов от Ислама, от его лозунгов и законов. Всё было даже наоборот. Они поднимали восстания от имени Ислама, оставаясь исповедовать его акыду. Берберы стали сторонниками одного из хариджитских мазхабов, суть которого сводилась к отказу мириться с несправедливостью. Этот отказ стал основным качеством сторонников данного мазхаба.

Они заявляли о борьбе за права мусульман и бескомпромиссной борьбе с тиранией правителей. Кроме того, этот мазхаб отличается стремлением к высокой чистоте и чрезмерным идеалам настолько, что в своей строгости за любые, даже самые мелкие прегрешения обвинял людей в неверии. Проявляя столь чрезмерную щепетильность, они отличились как люди, самые далёкие от грехов и скверных вещей. Описывая их, современники говорили: «Они смешивали ночные молитвы с дневными постами, сгибая спины за чтением Корана». Когда к ним прибыл Абдуллах ибн Аббас (р.а.), чтобы вызвать их на диспут, то «увидел следы на их лбах, вызванные долгими земными поклонами».

Идеи, которые взрастило восстание берберов, являются идеями, возникшими внутри Ислама. Такие мазхабы хариджизма, как Суфрия и Ибадия, появились на основе идеи восстаний и реакционных действий в ответ на несправедливость правителей. Именно усталость от несправедливости толкнула их к принятию хариджитских мазхабов, но никак не желание выделить своё берберское происхождение.

Наоборот, они подражали хариджитам на востоке исламских земель и проявляли к ним симпатию. Так берберы брили свои головы, пытаясь подражать азракитам и жителям Нахравана. Они поднимали хариджитские лозунги и поддерживали связи со своими братьями-ибадитами на востоке исламского мира, просили у них советов, обращались к ним на суд, просили их фетвы в вопросах фикха и политики, проявляя к ним уаля (лояльность). Таким образом, восстание берберов было мазхабным, основанным на идеях исламского происхождения, из ревности к религии и желания её максимально лучшего претворения, а поэтому данное восстание никак не означало желание отделиться от Ислама, поскольку их связь с братьями-арабами на уровне акыды и культуры была очень крепка.

Любовь берберов к Исламу вызвала огромное удивление у европейцев. Так востоковед Жорж Марси говорил: «Менее чем за один век берберы приняли Ислам с таким энтузиазмом, который толкал их искать мученическую смерть в борьбе за него... в то же время основная часть иных завоёванных мусульманами земель продолжала сохранять свои христианские верования, в то время как родина святого Августина (Северная Африка) полностью приняла Ислам». Раскрылась ещё одна клевета и ложь, на сей раз — о вероотступничестве берберов. Французская историческая колониальная школа увидела в хариджитском восстании берберов национальную и расовую борьбу берберов против арабов, в то время как на самом деле это было восстание, лишённое националистических черт (и уж тем более — расовых).

Как мы и сказали ранее, это восстание было ответной реакцией на несправедливую власть губернаторов, посланных в Магриб Омейядами. На протяжении всей исламской истории берберы не поднимали восстаний, основанием которых служил бы национализм, вражда и ненависть к арабам, в отличие от восстаний персов, которые открыто боролись с арабами из национальной неприязни к ним и из персидского национализма. Они написали целые книги о недостатках арабов, назвав их самыми мерзкими эпитетами: «Арабские воры, проститутки курайшитов, недостатки Рабиа, недостатки курайшитов...». Они всячески умаляли достоинство арабов и клеветали на них... Арабы испытывали особую симпатию к берберам и отличительные чувства из-за сходства в образе жизни и племенных кочевых укладах.

Муса ибн Нусейр писал о берберах: «Они, о Амир уль-муминин, из всех аджам (иностранцев) больше всех похожи на арабов: так же встречают, так же оказывают гостеприимство, такие же храбрые, великодушные и прощающие». Арабы как народ не презирали берберов и не относились к ним пренебрежительно, женились на их женщинах и выдавали замуж за них своих дочерей. Даже такой известный отпрыск курайшитов, как Абдурахман ад-Дахиль, обновивший правление династии Омейядов в Андалусии, является сыном берберской наложницы Салямы из племени Нафза. Некоторые арабские политические фракции берберизировались, перемешавшись с местным населением, чему очень удивлялись европейцы. Берберы вели себя в отношении арабов аналогично.

Вместо того, чтобы гордиться своим берберским происхождением, они предпочитали походить на арабов, ставя арабов во главе над собой. Правильно или нет, но они всячески пытались показать, что так же являются арабами, что среди них так же проживают потомки Пророка ﷺ, очень гордясь этим. Также на территории берберов появились местные государственные образования арабского происхождения, такие как Бану Абд аль-Вад, Бану Зейян, Бану Марин, Бану Хаммад, аль-Мурабитун, аль-Муваххидун, Бану Хафс и прочие. В берберах не осталось ни грамма национализма, они не строили на его основе ни одного политического проекта.

Вызывает внимание и удивление то, что берберы хоть в своих государствах, которые они сами основывали, хоть в хариджитских или шиитских группах, к которым они были отнесены, всё равно всегда сплачивались вокруг арабских элементов, предпочитая их над берберскими, передавая аналогичное отношение своим детям. Такого отношения берберы не проявили ни к какой-либо другой культуре, которая только появлялась в их регионе.

Даже во времена великого восстания берберские племена вставали на сторону центральной власти, сражаясь против своих соплеменников, таких как Малиля, Хавара и Нафуса. Так о какой же революции против арабов и Ислама говорят европейцы?!

Американский проект

Мусульмане смогли достичь в Северной Африке таких результатов, которых не смог достичь никто другой, никакая другая цивилизация, которая только появлялась на земле берберов. Мусульмане смогли объединить весь регион Северной Африки вокруг одной акыды, одной культуры и языка. Не смогла Франция достичь подобной гармонии, единства и лояльного отношения к себе от местного населения из-за своего высокомерия и заносчивости, из-за своих непомерных колониальных аппетитов и амбиций. Поэтому, как только Франция ввела войска в регион, то первым делом решила разделить его на части, разрушая одну часть за другой, добавляя всё больше розни и смут, потому что у Франции нет проекта единства, который бы она могла предоставить местному населению.

Понимая, что берберы будут стремиться восстановить утраченное единство, Франция решила предоставить им альтернативный путь через воспитание амазигской идентичности на языке, письме, календаре, одежде, музыке, флаге. В результате амазигская идентичность стала пропагандировать французскую культуру и враждебно относиться к арабо-исламской культуре, а некоторые сторонники этой идеи дошли до того, что встали в ряды современных французских крестоносцев, борясь против мусульман. И это не говоря уже о главе «Всемирной ассамблеи амазигов», который в 2019 г. на «Девятой конференции амазигов всего мира» попросил официальный Париж предоставить автономию амазигским регионам в Северной Африке (племена амазигов в Алжире, Марокко, Ливии и Мали).

Также он призвал отменить границы и создать конфедерацию, которая бы включала в себя страны региона. Внешне данный проект словно бы призван к объединению региона, правда, под лозунгом «амазигской цивилизации», в некое одно политическое образование. Но французский проект инстинктивен, утопичен, не реализуем в этом регионе и пропитан явной крестоносной ненавистью. Всё это делает невозможным его реализацию. Националистическая борьба амазигов (и вообще берберов) в скором времени рискует преобразоваться в рамках другого, куда худшего проекта, чем нынешний, потому что новый проект более реалистичен. Плацдармом для начала его реализации выбрана Ливия. Этот проект называется «Новый Ближний Восток».

За данным проектом стоит Америка. Его суть сводится к поиску и воспламенению сектантской, расовой и мазхабной ненависти друг к другу у жителей одного региона, что позволит страшно расколоть Исламскую Умму и поделить её на ещё большее количество новых государств. У Америки уже есть опыт в этом деле. Она может добиться желаемого, играя на следующих различиях в регионе: арабы–берберы, маликиты–ибадиты, белые–чёрные, мусульмане–христиане–бахаи–ахмадиты–каркари–туареги.

Кроме того, передел политической карты Магриба будет сопряжён борьбой между Америкой и Европой за влияние в регионе, а значит, ожидается, что мусульмане будут использованы этими сторонами в их противостоянии как пушечное мясо. План «Нового Ближнего Востока» обещает ввергнуть Северную Африку в братоубийственные войны и разделить Умму на противоборствующие фракции, которые нельзя будет примирить и объединить в единую силу, кроме как в Великом Праведном Халифате по методу пророчества, который расплавит в тигле Ислама все народы и этносы, превратив их в единый монолит. Но готовы ли мы к этому?

 

Бассам Фархат